Выходит
Орхун Демирханлы оказался в ловушке своего собственного создания, где месть стала не просто целью, а образом жизни. Он не знал, что его одержимость только углубляет его страдания, превращая его в пустую оболочку, подобно тем камням, которые он использовал как смычки в своей оркестрации хаоса. Каждая операция по ликвидации вложила в него новую порцию воспоминаний о том, как его сердце когда-то било с радостью, когда Нихан была рядом. Теперь, каждый выстрел, каждое столкновение с врагом лишь добавляло тьмы в его душу. Орхун часто блуждал по старым улицам, где они с сестрой гуляли, оставляя за собой тень, проходя мимо смеха детей и играющих пар, словно это были напоминания о его утраченной жизни. В этот момент он чувствовал острую боль; ему хотелось вернуться к той беззащитной любви, что когда-то наполняла его сердце. Но вместо этого он уповал на ненависть — это стало его оплотом, когда-то надежным, теперь же — источником страха, от которого он не мог сбежать. Его жизнь превращалась в цикл бесконечных мести.
Каждый раз, когда он верил, что достиг удовлетворения, вскоре начинал осознавать, что эта новая жертва — всего лишь очередная капля в умирающем море его человечности. Его преданность мести завела его настолько далеко, что он переставал отличать друзей от врагов, их голоса становятся глухими и лишенными чувства. В моменты, когда тишина накрывала его, а мысли становились слишком навязчивыми, он задавал себе вопрос: что останется после всего этого? Какого рода память он оставит о Нихан? В имени, которое когда-то было для него священным, остались лишь шрамы. Он знал, что поступая так, лишь осуждает её память и всё, во что она верила. Но каждый раз, когда он пытался остановиться, месть тянула его обратно, как черная дыра, поглощая всё светлое и доброе, что когда-либо было в нем. Он ненавидел себя за бессилие остановиться, за то, что стал тем, кем есть сейчас — незащищенной тенью, осужденной на вечное одиночество. Лишь иногда, когда свет надежды пробивался сквозь его мрак, он мечтал о том, чтобы разорвать этот круг насилия и гнева, но страх перед собственным облегчением держал его в плену. Он понимал, что если не найдет в себе силы изменить этот путь, останется лишь пеплом, потерянным в бездне своих собственных решений.
Каждый раз, когда он верил, что достиг удовлетворения, вскоре начинал осознавать, что эта новая жертва — всего лишь очередная капля в умирающем море его человечности. Его преданность мести завела его настолько далеко, что он переставал отличать друзей от врагов, их голоса становятся глухими и лишенными чувства. В моменты, когда тишина накрывала его, а мысли становились слишком навязчивыми, он задавал себе вопрос: что останется после всего этого? Какого рода память он оставит о Нихан? В имени, которое когда-то было для него священным, остались лишь шрамы. Он знал, что поступая так, лишь осуждает её память и всё, во что она верила. Но каждый раз, когда он пытался остановиться, месть тянула его обратно, как черная дыра, поглощая всё светлое и доброе, что когда-либо было в нем. Он ненавидел себя за бессилие остановиться, за то, что стал тем, кем есть сейчас — незащищенной тенью, осужденной на вечное одиночество. Лишь иногда, когда свет надежды пробивался сквозь его мрак, он мечтал о том, чтобы разорвать этот круг насилия и гнева, но страх перед собственным облегчением держал его в плену. Он понимал, что если не найдет в себе силы изменить этот путь, останется лишь пеплом, потерянным в бездне своих собственных решений.
